КОГДА-ТО давным-давно, в стародавние времена, на берегу тихой лесной реки, около нынешнего города Ветлуги, стояло большое селение. В ту далекую пору проживали в нем вместе и русские, и татары, а правил селением татарский князь.
   В одном из домов, что стоял на самом краю улицы, жил отец с дочерью. Дочь звали милым именем Луга. И не было ее краше и добрее среди русских девушек ни в одном селении, ни в соседних.
   Вот раз шла Луга с ведрами на реку и повстречала татарского князя. Тот приметил девушку, остановился, посмотрел на нее взглядом коршуна, а она, то ли от хорошего настроения, то ли от доброты своего сердца молодого, возьми да и улыбнись князю, да так, что захотел он взять ее себе в жены.
   Но Луга давно уже любила русского парня, и, когда князь тот татарский прислал сватов, отец, не задумываясь, отказал им: знал старик о любви Луги и был совсем не против того, чтобы зятем его стал тот молодой парень, который умел хорошо работать и в поле и в лесу, да и весело играть на рожке.
   Тем временем весть об отказе Луги дошла до князя. Сузил он свои маленькие глазки в щелочки, глянул свирепо на сватов и прошипел змеей:
   - Отказала, говорите… Но я не откажусь от задуманного. Быть Луге моей!
   И то сказать, година в ту пору не та была, чтобы возражать наместнику грозного татарского хана.
   Как ни сопротивлялась девушка, князь от своей затеи не отстал. И вот уже наметил наместник ханский день свадьбы своей. В строго указанное время в княжеский дом были согнаны лучшие музыканты того селения, а среди них и суженый Луги. Грустные думы одолевали его буйную голову. Никогда не видели парня таким печальным, каким он был тогда!
   Не легче было и его любимой: проплакав всю долгую ночь напролет, Луга сидела теперь рядом с князем, как подстреленная горлинка, и о чем-то упорно думала.
   Между тем свадебное пиршество шло своим чередом: музыканты играли что-то веселое, гости громко разговаривали, пели, плясали. Князь не сводил глаз с невесты. Он то принимался угощать Лугу, то показывал ей вещицы дорогие, подарочки свадебные. Но девушку ничего не интересовало, она все молчала и молчала.
   Князь нагнулся к уху девушки и тихо, заискивающе спросил:
   - Что хочешь, дорогая?
   - Покататься на лодке, - ответила девушка и добавила: - С музыкантами.
   - Твое желание будет исполнено! - расплываясь в улыбке, заверил ханский наместник.
   Не прошло и получаса, как молодые, вместе с гостями и музыкантами, сели в лодку и отчалили от берега. Плавно покачиваясь, лодка медленно поплыла по реке, направляясь к высокому обрывистому берегу, на котором возвышались зеленые развесистые ветлы. Их длинные ветви низко свешивались к воде, которая на глубоких местах бурлила, как кипящий котел.
   И здесь, на воде, Лугу как будто подменили: она была необыкновенно весела, шутила с князем и гостями, показывая, куда надо плыть.
   Когда лодка дошла до самого глубоко места, Луга быстро поднялась и, как легкая лань, метнулась в сторону, где сидел ее любимый парень. Отбросив рожок, тот кинулся к ней, и они на мгновенье застыли в крепком объятии, а потом, как сговорились, разом бросились в бурлящий омут. И тотчас же темные воды лесной реки навеки укрыли их от взоров ненавистного князя и его притихших гостей.
   Спокойным сном спит в мягкой речной колыбели под старыми ветлами красавица Луга. Тихо кругом и безмятежно, лазурной блестящей, как зеркало, гладью покрыты речные просторы.
   Даже глубокие омуты перестают в то время кипеть, и лишь только небольшие воронки, напоминающие собой точеные в Семенове затейливые чашки, указывают едущему по реке опасные места.
   Но вот вспомнится девушке злой татарский наместник. Вспомнит она - и испуганно вздрогнет. И застучит, затрепещет ее молодое сердце, заклокочет, забурлит ее горячая молодая кровь. Взмахнет она давно застывшими руками и выплеснет из бурных омутов да тихих соминых ям на всю ширь необозримых лугов заречных неуемные силы воды свои. Разольется, разметается, как богатырь, по земле русской молчавшая в зимней спячке река. Затопит вековые ветлы, и зашумят, заплещутся, как на синем море, буйные воды ее.
   Однако ласки любимого парня, что покоится рядом, его крепкие и страстные объятия успокоят красавицу Лугу, вернут ее в прежнее состояние. И укротится, затихнет тогда расплескавшая свои воды река. Не спеша, войдет она в свои берега и станет тихой, доброй и милой. И обсохнут, зазеленеют тогда вековые ветлы, выбросят они свои молодые ветви к самой воде, будто желая поскорее увидеть красавицу Лугу, имя которой навеки сохранилось в названии реки.

***

   Легенда записана от Николая Галактионовича Тумакова в поселке Красные Баки. Записали 12 июня 1968 года Л.П.Кулакова и М.И.Михайлов.
   Напечатана в сборнике «Нижегородские предания и легенды». Волго-Вятское книжное издательство, г.Горький, 1971 г./ стр. 151-155/.
   

   
Ченебечиха
   
   В черемисскую деревушку, что стояла в ту давнюю пору на реке Большой Какше, пришел с отрядом храбрый воин хана Батыя - Ченебек. Он привез с собой русских невольниц и по татарскому обычаю женился на одной из них.
   Неизвестно, из каких краев русской земли попала она сюда, но была та женщина не пример остальным русским пленницам, горда, заносчива, жестока. Сделавшись женой Ченебека, истязала, издеваясь над своими соотечественницами. Сам Ченебек стал бояться своей жены. Русские женщины называли ее Ченебечихой.
   Слух о Ченебечихе распространился далеко вокруг, ее обходили стороной, ибо встреча с ней каждому сулила несчастье. Поэтому и сейчас в этом краю мало селений.
   Зато змеи полюбили Ченебечиху. Они поселились в ее бане, во дворе, стали проползать в горницу. Ченебечиха легко усвоила шипение змей, и они запросто беседовали с ней о своем житье-бытье.
   Вольготно жилось здесь змеям. Со всей округи устремлялись они в селение под покровительство всесильной жены Ченебека. Страшно стало в этих краях, река Большая Какша кишмя кипела змеями. Стаями переплывали они с левого берега на правый, где никто не смел ни одну из них и пальцем тронуть. Поэтому и сейчас в этом краю много змей. Но случилось один раз вот что. Хан Ченебек собирался вечером ложиться спать. Пришел он в свою ханскую опочивальню и увидел на супружеском ложе своем большого змея. Не успел храбрый Ченебек выхватить саблю, как змей этот ужалил его в самое сердце. Умер от того укуса злодейского храбрый воин, а в селении осталась хозяйничать Ченебечиха. Теперь она одна властвовала над всей той землей. Но жила Ченебечиха недолго. Возмущенные жители - черемисы и русские - прогнали татар, а Ченебечиху убили и бросили в змеиное болото.
   Кончилась власть Ченебечихи, да вот, к сожалению, название за селением так и сохранилось.

***

   Текст легенды изложен А.В.Сысоевым по рассказам жителей деревень Ченебечихи и Горелая Ветлужского района в 1966 году.
   Напечатана в сборнике «Нижегородские предания и легенды». Волго-Вятское книжное издательство, г.Горький, 1971 г./ стр.126-127/.
   

   
Лялины горы
   
   Давно в старину, в Ветлужских лесах гулял со своей шайкой разбойник Ляля. (Говорят, что это один из атаманов Степана Разина).
   Он был храбр, красив, умел держать в руках шайку разбойников, все подчинялись ему беспрекословно. Разбойники грабили богатых купцов, помещиков, а бедных людей не трогали.
   В Ченебечихе был монастырь, в котором было много золота. Ляля, который со своей шайкой жил в горах у самой реки Ветлуги, недалеко от Варнавина (теперь Лялины горы) часто подступал к монастырю, но он хорошо охранялся, поэтому в него разбойники долго не могли ворваться. Ляля проложил от реки Ветлуги до монастыря прямую дорогу, и, собрав всю шайку, напал на монастырь и взял его. Разбойники сбросили колокол с церкви в реку Большую Какшу, а монастырь разграбили.
   Золото Ляля с разбойниками положил в бочку, опустили бочку в озеро, привязав ее цепями к пню.
   Многие искали этот клад, но никак не могли найти. Однажды трое кладоискателей ровно в полночь нашли эту цепь. Но как только один из них взялся руками за цепь, из воды вышел разбойник Ляля и громовым голосом закричал.
   Кладоискатели пустились бежать по лесу домой.
   Некоторые смельчаки потом несколько раз приходили на это место, но цепи уже не было. А монастырь в настоящее время не сохранился.
   Старики помнят часовню, которая стояла на развалинах монастыря. С той далекой поры место над рекой Ветлугой называют Лялиными горами.

***

   Легенда записана от Н.И.Соболева в Ветлужском районе. Записал 20 июля 1966 года А.А.Сысоев.
    Напечатана в сборнике «Нижегородские предания и легенды». Волго-вятское книжное издательство, г. Горький, 1971 год /стр.195-196/.
   

   
Ляленка
   
   Артель закончила работу и шла ночевать в избушку. На пути овраг, заросший густым кустарником. По дну оврага тихо сочился ручей с прозрачной водой, которую лесорубы брали на варево в чай. Рядом шумел сосновый бор, за ним раскинулась широкая пойма речки Наврас, извилистой, стремительной в весенние дни, когда она буйно разливалась по лугам.
   Поужинав, лесорубы лежали на свежих сосновых ветвях. На очаге дымили смолистые поленья, потрескивая и вспыхивая. Ветер свистел над избушкой. Вековые елки и сосны скрипели, стонали, отбиваясь от буйных налетов ветра. Кругом шумело, трещало, ухало, и что-то беспокойное, щемящее душу было в этом шуме.
   - Дядя Никифор, расскажи какую-нибудь бывальщину,- обратился Федька Монахов, двадцатилетний парень, к маленькому мужику с рыжей бородой.
   - Давай калякай, Микеша,- поддержали лесорубы.
   Никифор отказался, но не все знали, что он любит поломаться. Он вытащил из кармана табакерку, взял щепотку табаку, набил обе ноздри, чихнул несколько раз и, перевалившись на другой бок, стал рассказывать.
   - Давно это было, даже старики начали забывать, - замолчал, прислушался к ветру.
   - Шумит погодушка!…
   - Стало быть, в ту пору на горе, покрытой соснами, сквозь которые и неба не видать, появились разбойники. Атаман назывался Ляля. С той поры и гора названа Лялиной. Иди по всей Лапшангской стороне до самой Шуды, и везде видна Лялина гора. Разбойники грабили купцов, которые плыли по Ветлуге мимо горы, а бедных не трогали.
   Был у атамана помощник Бархотка, большой силы и красоты. Среди дремучего леса, недалече от горы, стоял починок. Жила там девушка Шалуха, прозванная так за озорство. Девка красивая, сильная, смелая: одна с рогатиной на медведя ходила.
   Однажды Бархотка увидел Шалуху. Кругом лес. Кровь заиграла в молодом разбойнике. Понравилась ему девка. Он подошел к ней и хотел ее обнять. Она такую ему затрещину отвесила, что он чуть с ног не свалился. Осерчал Бархотка, обидно, вишь, ему стало, что баба оплеуху дала. Он взялся за нож. Шалуха держит рогатину и смеется: «Полезешь, брюхо распорю».
   Понял Бархотка, что девка не из робких, и полюбил ее. Она его тоже полюбила. Бархотка похаживал к Шалухе. Ляле это не нравилось, завидно было, и невзлюбил атаман своего помощника: всякую неудачу валил на него. Разгадали разбойники ссору и разделились, кто за кого: кто за Лялю, кто за Бархотку. Понял атаман, что дело плохо, собрал он всю ватагу: «Раньше мы с Бархоткой дружно жили, не ссорились. А как появилась проклятая баба, так и пошло все кувырком. Я хочу помириться. На счет бабы кинем жребий, кому достанется, тот и хозяин.» Разбойники ждут, что скажет помощник. Бархотка посмотрел на них.
   - Не гоже браниться из-за бабы. Мы поссорились, нам и мириться. Не придем к соглашению, тогда вас соберем, и как вы решите, так и будет. Разбойники согласились и разошлись. Атаман и помощник остались одни.
   - Знаешь ли ты, что у князя Лапшангского жена красавица? - спросил Бархотка Лялю.
   - Слыхал, видать не приходилось.
   - Согласен ли помириться, если я привезу тебе княгиню-красавицу.
   - Как ты это сделаешь? У князя большая охрана.
   - Это моя забота. Согласен ли ты?
   - Коли так, то я согласен.
   Бархотка нарядился князем, одел в богатые одежды и дружков своих верных. Сели они в лодки и поплыли к Лапшанге, где жил князь. Явились в усадьбу ночью. Княжескую охрану связали. Бархотка вошел в спальню княгини. Там было жарко.
   Одеяло свалилось с кровати на пол. Княгиня лежала посередь кровати.
   - Проснулась, - продолжал Никифор.
   Глядит на него красавица, и так им залюбовалась, даже забыла об опасности. Залюбовался и Бархотка, глаз не сводит с красавицы.
   Закружилась голова у Бархотки от ее красоты. В глазах туман, как облако. И показалось ему, будто из облака смотрит Шалуха и качает головой. Он тряхнул кудрями, и тумана как не бывало. Вспомнил, за чем пришел, вынул нож из-за пояса.
   - Одевайся быстро и не пикни, а то вот, - показал нож.
   Княгиня оделась. Бархотка завязал ей рот, глаза, схватил на руки, и давай бог ноги. Доплыли до Камешника, сошли на берег. Бархотка снял повязки с княгини. Она смотрит на него.
   - Что ты будешь делать со мной?
   - Отдам в жены атаману…
   - Добрый молодец, если уж у меня такая судьба, - взмолилась княгиня,- так возьми меня себе. Я согласна быть твоей женой, даже фавориткой. Задумался Бархотка. Любуется красавицей, ее слова в душу заползли, растревожили сердце молодца. «Что же делать? - думает он.- Такая полюбит крепко, но я дал слово атаману». И показалось ему, что будто вместо княгини стоит Шалуха и как-то нехорошо на него глядит. Решил он быть твердым в своем слове.
   - Ишь ты какой, разбойник, а слово держит! - удивились лесорубы. Пришел Бархотка на место. Ляля стоит высокий, страшный, с одним глазом. Бархотка подошел к нему.
   - Я свое слово выполнил. Вот тебе княгиня.
    Ляля подошел к ней и хотел взять за руку, она как закричит: «Уйди, чудовище! Убейте меня!» Она упала. Стали ее отхаживать, облили лицо холодной водой. Говорят, холодная вода помогает благородным.
   Открыла глаза, увидела Лялю и опять закричала: «Уйди чудовище!» Ляля осерчал.
   - Снимите с нее сапожки и водите босиком по лесу, покуда она не перестанет дурить.
   Водили княгиню по лесу день, другой, третий, а она все свое твердит.
   Ляля разозлился, отвел ее на самую вершину горы и убил. Схоронили красавицу под самой большой елкой. Уснула она навеки. Спит среди дремучего леса. Поет лес песни свои, зимой вьюга шумит, волки воют. Весной кукушка-горюшка выкладывает грусть-тоску.
   В ту же ночь ушел Ляля с ватагой в другое место. Говорят, много кладов зарыл на горе и на дне Ветлуги.
   Бархотка остался с Шалухой. Они поженились, долго жили, любя друг друга. Много детей у них было. От Шалухи пошел большой род Шалухиных. Починок с той поры прозывается деревней Бархатихой.
   Уставшие за день лесорубы похрапывали. На очаге догорали, дымя, головешки…

***

   Иван Степанович Воронов.
   Рассказ напечатан в Варнавинской районной газете «Новый путь» за 20, 29 мая 1967 года.
   

   
В темно-синем лесу
   
   Была Шалуха, лесная девка, ничего не боялась. Жила одна в лесной избушке при лесной дороге. Частенько езживали по этой дороге богатые, в бархате да сафьяне, купцы, и всегда останавливались у избушки. Так заглянет к Шалухе молоденький купчик, будто бы водицы испить да путь дорогу на Кострому торговую спросить. Спросит, поднеся к алым губам своим ковш, и остановится - так поразит его Шалуха своей красотой. Трясет он перед лесной девкой кошелек, начнет дарить ленты, стеклярус да янтарь, обещает палаты белокаменные над Волгой, в граде Нижнем Новгороде, - усмехнется на его слова девка. Не нужен ей богатый кошелек, место первостольное в граде волжском, нужен ей только глупенький купчик на одну минуту. Махнет она кипучими, как смоль, волосами, поиграет с купчиком взглядом, поманит пальчиком.
   Словно нечистая сила тронет купца, шагнет он к ней, как слепой. А Шалуха сдернет с полки подойник, будто бы лесных коз доить, и из избушки - в темень сыр-бор. Купчик за ней. Встанет Шалуха возле калинового куста, станет поджидать молодца. И только захочет он ухватить девку за стан крепкий, линялым ситцем охваченный, усмехнется Шалуха, опустит калиновую ветку и больно хлестнет купчика по глазам. Опешит он, остаменеет, а потом развернется, вскипит в его жилах горячая кровь - бросится напрямик. А Шалуха уже на другом конце поляны хохочет, да в подойник стучит. Бежит купчик на стук, обдирает шаровары дорогие, турецкие о колючий кустарник - да где ему лесную девку догнать. Теряет он голову, теряет он бусы янтарные, серьги драгоценные (что в обеих руках полные горсти держит), бежит напрямик. Лес ему не лес, сорвется бедняга в глухой буерак, напорется на острую корягу, и останется навеки, уйдет в лесной перегной его горячая кровь, под темными папоротниками сотлеют его кости. А Шалуха отбросит подойник, подсоберет растерянные купчиком гостинцы, снесет их в овражек и бросит в студеный ручей. Вода поиграет - поиграет янтарем, стащит его в колдобину и замечет навеки песком.
   А Шалуха сразу грустная станет. Не нужны ей драгоценности, не нужна купчикова любовь, а что нужно Шалухе ?! - не знает никто…
   Найдет она свой подойник, выбредет кое-как к избушке и гикнет по-совиному на застоявшуюся тройку. Понесутся кони наугад, пугаясь колод, пока не угодят в быструю шаловливую Ветлугу…

II

   Что нужно Шалухе, лесной девке, - не знает и сама Шалуха. В ночь на Купалу перегорают на полянах колдовские травы, голая ходит, обжигаясь о росу, собирает их Шалуха. Сорвет розовый лист и нечаянно тронет белое тело своей рукой, оглянет себя всю - всю, до темной родинки на плече - застесняется, застыдится - кому нужна такая красота?… Греют Шалуху ночные росы, ежится она от порхающего меж дерев ветерка, а трепыхнется дальняя зарница на небе - вздрогнет Шалуха, смешается в лице - что это такое? Оботрется и пойдет Шалуха доить коз, собирать хворост для печи, а на уме все непонятная ночная гостья. Горит над дальними синими лесами заря. Не сестра ли это ночной зарнице? Несчастна Шалуха, потому что одна она на свете белом. Лес - добрый молодец, звери и птицы - братья, да разве наговоришься с ними.
   И объявились в этих местах разбойники. С Камы далекой, от самого Пермского камня, привел косматый Ляля свою шайку. Был у Ляли верный атаман Бархотка, удалой, красивый. Скоро забрела шайка и к Шалухе. Рассеялись разбойники по лазкам, стали добычу делить. Шалуха в то время в орешнике хмель собирала, а когда воротилась домой, сразу и застыла на пороге. Не испугалась она разбойной шайки, сам косматый Ляля не устрашил ее своим видом, а увидала она Бархотку и закраснелась, загляделась на него. Бархотка сидит на лавке, поджав ноги под себя, вертится налево, направо, хохочет вместе с разбойниками да вино из серебряного кубка пьет. Кучи золота перед ним, а Бархотка и не смотрит на него. Увидел, однако, Шалуху, сразу и кубок бросил, вскочил с лавки, подошел к ней, смело в глаза заглянул. Как заглянул, и стала Шалуха сама не своя. Подтолкнул ее, Шалуху, к двери и вышла она повинуясь. Крепко держит ее молодой атаман за руку, не вырваться. Увел Шалуху в орешник. Под широкими ветками, по брусничному ковру разгорелось сердце Шалухи страшной любовью, такой, что сразу весь свет потерялся в ней, меньше махонькой былинки сделался… Да не устоял и Бархотка - крепко охмурила его сладкая девичья грудь, крепко затмили разум рассыпанные по брусничнику темные Шалухины волосы. Так крепко, что когда вернулись они в избу, бросился молодец Ляле в ноги: «Дозволь отец, атаман, свадьбу сыграть». Неласковый был Ляля, некрасивый, лицо, как чащобный пень, обросший лишаями, а тут посмотрел на обоих и потеплел лицом, благословил, как добрый отец…
   И стал Бархотка с Шалухой жить вместе. Бархотка на разбой уходил, он нападал по всей Ветлуге на монастыри и богатые купеческие дома.
   Были, лесные были… Глядя на Шалуху с Бархоткой, закручинился грозный атаман Ляля: сердце порохом жжет, любви и ласки просит.
   Раз ходил он набегом на хоромы князя Лапшангского и увидел там чудо, какого еще не встречал, прекрасную светлейшую лицом княгиню.
   Запечалился с той поры, сам не свой стал. Еще больше оброс, залохмател, еще страшнее стал. Пошел за советом к Бархотке. Глянула на него Шалуха и обомлела - лицо под черной бородой, словно мертвый сугроб - ни кровинки. Долго советовались Ляля с Бархоткой, наконец, порешили. Вышли из избы - ни слова Шалухе. Надвинули поглубже шапки и растаяли в темной ночи. Покидала им Шалуха, что было, колдовских трав, почитала, что знала молитв - возвратились бы живы. Вот день нет, два нет Ляли с Бархоткой, на третий вернулись. Вернулись не одни. Из светлых хором князя Лапшангского, из-под носа опытных стражников выкрали они его жену, светлейшую княгиню. Развязали ее, сняли повязки с глаз. Лицо княгини белее пуха, губы - вишневый сок. «Лебедушка»,- шепчет кривой Ляля и тянет к ней корявую руку. В ужасе глянула на него княгиня, вскрикнула: «Уйди, чудовище, прочь», - и тут же пала Бархотке на плечи. Сползла по его телу к коленям, обняла их и плачет: «Спаси, спаси». Бархотка стоит ни жив, ни мертв, как ветром его качает, боится глаз на отца-атамана поднять. А отец-атаман губу закусил, за нож держится. Крепко осерчал Ляля, велел увезти княгиню к себе в землянку, бросить там, в сырой угол, кормить кореньями.
   Тут и почуяла беду Шалуха. Хочет она, как прежде, обнять Бархотку за крепкий стан, рукой ему волосы охватить - как от ведьмы отшатнулся он от Шалухи. Прошел в угол к кадке с водой и стал пить, пить сырую воду. Видел бы молодец, каким варом вскипели Шалухины глаза, сколько от любви и от ревности зеленее стали - не сделал бы может, этого.
   Да ничего он не видел…

III

   Стояла в глазах Бархотки одна княгиня. Бредит он ею, тело ее дорогими шелками перевитое, духами тонкими, заморскими надушенное, почти вьявь ощущает Бархотка. Плеснется ночью, как рыба, а это Шалуха рядом лежит, черная лесная девка. Противна ему теперь Шалуха.
   И совсем разбой забросил Бархотка, бродит все дни по лесу, цветы алые, окаянные срывает. Услышит кукушку в орешнике, уткнется в ствол, слушает. Из белошапочного дягиля сделал себе дудку, сидит над лесными ручьями, играет. Поиграет и опять слушает. Глядючи на него, изошлась, истосковалась и Шалуха. Сколько побросала на его след заступной плакун-травы, что всякое зло рушит, сколько шептала: «Черен цвет, уйди, красен цвет люби». Ничего не помогает. Щелочью палит кровь, глаза слепнут от ревности, сердце гаснет. Нет сил терпеть. Задумала погубить Бархотку, извести и себя. Навела две чашки крепкого зелья, дурманного паслена, поставила одну перед Бархоткой, другую перед собой. Бархотка поднес зелье к губам, хотел хлебнуть, да и задумался, глядя в угол. Нет, не выпил. Поняла Шалуха, что отвела его вышняя рука, взяла обе чашки, плеснула на огонь. Так зеленым пламенем и занялось в печи. Все понял Бархотка, усмехнулся, снял шапку с лавки и в лес. Шалуха на лавке осталась сидеть. А досиделась до темноты и спохватилась, бросилась в лес за Бархоткой. Кусты колючие царапали ей ноги, смолы вязкие, еловые липли к волосам - бежала она к Лялиной избушке. Лялина избушка пуста была, уже увел Бархотка княгиню. Бежит Шалуха дальше, куда ноги несут. В темном орешнике услышала голоса, уговаривает лебедушка- княгиня Бархотку. Бухнулась Шалуха о сырую землю: «Дай, мать- земля, черную кровь в себе унять, не дай раньше срока сердце остановить». Успокоилась немного, прислушалась. Целует княгиня Бархотку, сулит ему дворец белокаменный в граде Нижнем Новгороде, желает его женою стать.
   - Брось разбой, убежим со мной, - говорит княгиня.
   Мечется Бархотка, боится слово решительное сказать. А лебедушка целует его, шепчет и шепчет. И, наконец, решился Бархотка: «Согласен. Клады Лялины откопаем, богаты будем».
   И сразу, как гром, раздался над поляной грозный Лялин голос. И засверкали над поляной разбойничьи ножи. Враз подошел Ляля к Бархотке, встал напротив. И затрепетал, как осиновый лист, Бархотка, пал на колени. Позабыв о княгине, целует Лялины стопы, прощенья просит.
   - Был я тебе отцом, ты моим лучшим атаманом был. Теперь чужой человек. Уйди от нас…
   - Уйди от нас! - прокричали разбойники.
   - Прощенья проси у Шалухи, законной жены своей, - сказал Ляля и отвернулся.
   - У Шалухи, жены своей, - раздалось за его плечами.
   Много жизней порешил кривой черный Ляля по лесам, никогда не дрожала рука у него. Угрюмое сердце ласки просило, а нашло неопалимую скорбь. Подошел Ляля к княгине, вынял из-за пояса нож и ударил лебедушку в грудь. Закричала княгиня, да словно не услышал ее Бархотка: мертвым пластом лежал он в ногах разбойников. Повернулся Ляля и ударил второй раз себя. Черная кровь его одним ручьем со светлой княгининой поблекла. Завыли разбойники, подхватили мертвые тела, понесли, сверкая кинжалами по темному лесу.
   Остался на поляне один Бархотка. А Шалухи давно уже не было у того места. Не слыша, не видя ничего, распугивая лесных сов, бежала она прочь. Попала она в болото, побрела, расплескивая стоячую воду. Лежали в болоте, упавшие от давних буреломов деревья, таили в себе острые сучья. Набрела на них Шалуха, стала терзать себя, рвать грудь белую. Красным окрасилась болотная вода, думает умереть Шалуха. Нет, не умерла. Выбралась на сухое место, порвала, какой есть вокруг, панацеи, приложила к ранам. Сердце тише бьется, тише безымянной травинки сделалась Шалуха, когда вернулась домой. Сердце в единый ком сплелось, и одна-единая в нем душа.
   Ни звука, ни слова, просидела Шалуха на скамейке не два дня - три. Недоеные козы вышли из леса, рогами стучат в ворота…
   На четвертый день вернулся Бархотка. «Прости», - сказал и бросился в ноги. Простила, ох, простила молодца Шалуха. Неопалимой купиной поклялась мстить она за себя. Да вида не подала, двинула бровью, протянула руку. Обрадовался Бархотка, вскочил, целует ей колени…
   Хорошо! Стали они опять вместе жить. Бархотка хворост собирал - Шалуха по лесным гарям за козами ходила. Додумала она свою думу до конца, а теперь лишь в красные цветочки ее наряжала. Призвала она как-то к себе Бархотку, стала волосы его на палец крутить, ласковые речи говорить. Говорила, что нажилась она в черных лесных девках, пора и в светлых барынях ходить. Во граде волжском Нижнем Новгороде пожить пора. Чтобы стлали слуги по вечерам постели пуховые, по утрам будили бы… Вот как точно княгинины слова передала Шалуха, даже побелел Бархотка. Стал он думать, да что - Шалуха уж все обдумала за него.
   В глухую ночь пошли они на дорогу торговую…Недолго ждали, прозвенели за леском колокольчики, и выехала из леса купеческая тройка. Сановитый, богатый ехал купец, пузо под бархатной жилеткой живьем ходило от жира.
   Выскочил на дорогу Бархотка, ухватил за уздцы лошадей. Купчина, как увидел разбойника, так охнул и кулем свалился на дорогу. А кучер соскочил с козел и спорным шажком в лес. Только рубаха красная промелькала. Засмеялся Бархотка, усадил Шалуху в тарантас. Как светлую барыню, усадил, сам по правую руку сел. Поехали - не купцы - бояре. Жмется, жмется к Бархотке Шалуха, вроде милует его, а сама наговоры на лошадей творит, крепко между колен одолень-траву зажимает да с землей святой великой прощается. А Бархотка совсем шапку ломит. Вильнула дорога, да из лесу на извал. За извалом высокий крутой над Ветлугой Шабанов яр. Вымахнула из леса тройка, тут и дошла до лошадей проклятая одоленева сила, бросилась прямо к яру. Хочет Бархотка попридержать вожжи или выскочить долой из тарантаса, да крепко, крепко держит его Шалуха. Целует, милует, а глаза уже соколиные…
   Вымахнули лошади на яр, в последнюю секунду, в последнюю рванули на дыбы. Да все равно не удержали бешеного бега - только хрупнули оглобли тонкие, расписные - рухнули кони с тарантасом вниз.
   Из последних сил, из последних рванулся Бархотка, только крепче, крепче его была месть Шалухина. Так с Шалухой и пошел на дно.
   А через несколько лет намыла река здесь остров, зеленый от кудрявых лозняков, ярких трав. Прозвали его Шалухиным.
   Шумит невдалеке лес на Лялиных горах, где похоронен Ляля с прекрасной княгиней. Шумит, плещется река, сильной струей отворяя остров. И кто не побывает возле этого острова, всякий шапку снимает, потому что похож остров на курган, курган могильный…
   С весны до осени бегают, рыщут по его пескам длинноногие кулики. Свистят, печальные в своем свисте, свистят, печалясь о счастье птичьем, коротком…

***

   Александр Сизов.
   Опубликовано в Варнавинской газете «Новый путь» за 10-17 декабря 1970 года.
   

   
Площаниха
   
   - Как долго не едет Александр. Ведь писал, что через три месяца будет у нас. А прошли уже четыре месяца, но его все нет. Как ты думаешь, Нина, что могло его задержать?
   - Вероятно, их полк еще не возвратился из Франции. Да и отпуск не сразу дадут. И сколько он насмотрелся, повидал в Париже?! Каких красивых француженок повидал?! Я даже не знаю, как мне при нем одеваться, как себя держать? У меня ведь все сделано своими крепостными портнихами. Ему, насмотревшемуся французких модниц, все мои платья покажутся смешными.
   - Нина, что ты такое говоришь, словно ты собираешься не моего брата встречать, а своего жениха.
   - Ну, как тебе не стыдно, Николай! В каждом моем шаге, в каждом слове ты ищешь плохое. Не доверяешь мне. Постоянная, бессмысленная, беспочвенная ревность.
   - Ты же называешь чаще всего меня папочкой.
   - Так разве тебе это обидно? Это на самом деле так. Ты же на тридцать лет меня старше! И за что эти бесконечные сцены ревности! Пять лет живу в этой глуши, и не разу ни кого не видывала, кроме крепостных женщин и девушек. Живого, теплого слова от тебя не слыхивала, только ревность, ревность и ревность без конца! Постоянно слышу твою брань с приказчиками, да плач и крики отчаяния крепостных от твоих бесконечных издевательств над ними.
   - Не вмешивайся не в свои дела! Я знаю, как надо держать эту мерзкую свору. Если их не драть, да не пороть, так они скоро голову поднимут и нас с тобой не пощадят, сделают то, что было в Баках в 1752 году.
   - Но ведь они люди, а ты обращаешься сними хуже, чем со своей лошадью!
   - Что сравнила? С лошадью?! За серого жеребца я деньги платил, да еще какие деньги-то! Такого жеребца нет во всей округе! А этих петушинских да теплухинских мужиков никто и покупать не хочет. Лодыри и бездельники, ремесла никакого не знают, какая им цена?
   - Николай, я не могу слушать тебя! Мой отец никого не бил и никогда не был таким жестоким с крепостными.
   - Вот поэтому ваше имение и продали за долги с торгов. Я тебе сколько раз говорил, что мы не Бубенчиковы, а Площановы, Площановы!…
   - Барин! - закричал вбежавший мальчик-посыльной.
   - Что, Васька, случилось?
   - Колокольчики слышны, значит, едут!
   - Беги скорее и сообщи Антипу. Он все знает, что надо делать. А ты иди, вытри свой мокрый нос. И чтобы я больше не слышал твоих причитаний.

II

   Прошло десять дней после приезда Александра в усадьбу, расположенную на речке Баковке, старое родное имение Площановых, подаренное еще царем Михаилом Федоровичем. И сколько ни пытался Александр, ему не удавалось поговорить с Ниной без посторонних. Как-то не вяжется ее юная красота, ее кроткая застенчивость с окружающей обстановкой деспотизма, грубости, тупого невежества.
   Но вот Николай уехал в Баки к Трубецким, и Александру удалось с ней встретиться в гостиной без посторонних. Нина, увидев Александра, резко повернулась и хотела пройти мимо.
   - Нина, я десять дней живу у вас, и Вы ни одной минуты не уделяли мне.
   Яркая краска залила ее лицо. Из-под опущенных длинных ресниц показались слезы. -
    Мне запрещено быть с Вами и разговаривать без Николая.
   - Неужели же это правда?
   Она тихо, одними губами сказала: «Да»,- и еще ниже опустила голову. И крупные слезы покатились из ее глаз.
   - Но ведь это непостижимо, это чудовищно! У меня нет сил этому верить!
   - Вы, Александр, видимо, плохо знаете своего брата.
   - Да, я был еще совсем юным, когда меня отвезли в полк. И вот прошло уже двенадцать лет, как я его не видел.
   - Вот поэтому Вы его и не знаете. - Она быстро, почти бегом, скрылась в своей комнате.
   Александр настолько был ошеломлен услышанным, что несколько минут стоял, как вкопанный… Потом медленно повернулся и тяжелым шагом больного человека пошел в спальню…
   Оделся, взял ружье и, никому не сказавшись, ушел в лес.
   Чарующая красота зимнего глухого леса вывела его из забытья. Вереницей поплыли воспоминания о пышных балах, о встречах во Франции, о многочисленных диспутах и сравнениях жизни русских помещиков и французских, споры о новых литературных и политических идеях Запада. Как это все не вязалось с тем, что он увидел здесь, в имении брата Николая.
   - Нет, этого я вынести не могу. Клянусь честью офицера и дворянина, чего бы мне это не стоило, помогу Нине.
   До позднего вечера пробродил по лесу. Сердце пылало. Но сегодня у него не было сил встретиться с Николаем. Он боялся ошибок, которые могут повредить Нине.
   Возвратясь из леса, прямо прошел в свою спальню. Сославшись на болезнь, отказался от ужина, лег в постель. Но сон не шел. Воображение рисовало жизнь Нины, полную унижения и страдания. Он еще не знал, как выполнить свою клятву. В его голове еще не созрел план действий, но он твердо решил помочь Нине - выполнить клятву.
   Развязка пришла на другой день.
   Николай с охоты, вместе со своей сворой собак, завел в псарню двух лучших собак князя Трубецкого, который об этом узнал и прислал записку Николаю. Трубецкой требовал возвратить собак, а Николай требовал выкуп. Трубецкой назвал Николая «жалким барышником»…
   Это ожесточило его, и он решил собак отравить. У него всегда хранилось несколько видов ядов. Но он забыл, который из них действует медленно. Ему хотелось, чтобы собаки издыхали медленно - создать видимость болезни собак, а не отравления. Он не мог идти на рожон, против владыки этих мест, князя Трубецкого. И Николай придумал такую проверку: приказал горничной принести ему жареную курицу. Начинив ее ядом, велел привести к нему пятилетнюю девочку кучера и дал кусок этой курицы. Девочка, конечно, с большой охотой его съела и убежала. Придя домой, легла спать и больше не проснулась. Горничная поняла все, но не знала, как ей поступить, ведь барин велел отравленную курицу скормить жене кучера - представить смерть девочки, как семейное отравление. В страхе и смятении горничная бросилась за советом к молодому барину.
   - Где эта курица? Принеси ее сюда. Приготовь так ее, как любит брат. После этих распоряжений, оделся и направился в комнаты брата.
    «Николай, я вчера простыл в лесу, и сегодня нездоровится. Я хотел бы полечиться. Закажи твое самое любимое жаркое, и выпьем…»
   Через несколько дней после похорон, улучив удобную минуту, Нина спросила Александра: «Скажите, но только правду. Что, по-Вашему, случилось с Николаем?»
   - То же самое, что с дочерью кучера.
   - Он отравлен?
   - Да. Отравлена девочка кучера, этим же ядом отравлен и он.
   Тяжкий стон вырвался из ее груди, и она бессильная, упала на его руки…
   Три дня она была в бреду, никого не узнавала.
   Рано утром четвертого дня она пригласила к себе Александра.
   - Вы это сделали для спасения меня?
   - Да.
   - Но ведь он Ваш брат?
   - Я его проклял и честью офицера поклялся помочь Вам.
   - Но это жестокая помощь!
   - Я о таком не думал конце, и принял это решение тогда, когда узнал от горничной об отравлении моим братом невинной крошки-девочки верного ему кучера Ивана, и его жены.
   - Здесь я больше не могу оставаться, это страшное и проклятое место.
   - Я тоже не могу. Сегодня же поедем в мое имение, расположенное около Воскресенска. А это, баковское, продадим князю Трубецкому.
   - Поедемте, поедемте сейчас же!…
   Сегодня не осталось и следа от имения жестокого помещика Площанова, только местность между деревнями Чащихой, Петушихой, Теплухиным, Баранихой еще носит название «Площаниха» - любимое место грибовщиков Красных Баков. Да в Воскресенском районе сохранилась еще деревня Площаниха, где коротали свои дни Александр и Нина Площановы после страшной трагедии на речке Баковке.

***

   Это предание сохранилось в памяти семьи Брагиной Ф.П. из деревни Теплухино. Мать и дочь вместе прожили более 200 лет, и все в деревне Теплухино. Это наши краснобаковские долгожители.
    Н. Тумаков
   

   
Легенда о девушке Ирге
   
   Если ехать на поезде от станции Тоншаево до станции Янгарка, то на пути встретится местечко Ирга. Здесь, недалеко от железнодорожного пути, на краю поляны, окруженной с трех сторон лесом, до 1943 года стояла одинокая сосна.
   - Под этой старой сосной, - рассказывают местные жители, - когда-то была похоронена марийская девушка по имени Ирга, а погибла она от рук разбойников.
   Когда началась строительство железной дороги из Нижнего Новгорода на Котельнич, то эту сосну нужно было срубить, так как она стояла на полосе отчуждения. Но рабочие марийцы упросили инженера-строителя, руководившего работами, оставить дерево на старом месте, так как оно, по их словам, было как бы памятником погибшей девушке, спасшей от смерти многих людей. И марийцы поведали инженеру придание об Ирге.
   …Давно это было, даже деды и прадеды не помнят, а идет предание из поколения в поколение. Однажды со стороны реки Ветлуги двигался какой-то отряд не то разбойников, не то других людей. Попал он в первое марийское поселение, которое находилось в глухом лесу. Теперь там уже никто не живет.
   Мариец-охотник заметил отряд и по темной тропе быстро добежал до селения, рассказал жителям об отряде. Взрослые похватали оружие и решили бежать в лес, а оттуда подать весть соседям о появлении разбойников и просить о помощи. В поселении должны были остаться, стар да мал.
   А жила в этом селении девушка по имени Ирга. Была она рослой, красивой, к тому же сильной и смелой. Девушка работала за мужчин в поле. В стрельбе из лука она не уступала молодым охотникам. Был у Ирги друг - молодой парень по имени Одош - сильный и смелый парень, один на один с рогатиной на медведя ходил. Крепко любили друг друга Ирга и Одош. Давно бы им пор жениться, да время было тревожное.
   Перед тем, как уйти в лес, марийцы решили оставить в деревне Иргу, сказав ей, где будут находиться. Проводила Ирга Одоша до леса. Здесь и простились. Не успела она добежать до дома, как показались разбойники. Хотела было девушка спрятаться, да уже поздно: ее заметили. Поймали и привели к атаману. Стал он расспрашивать у Ирги: «Сколько в поселении мужчин, где они скрываются?» Та одно говорит: «Не знаю». Ни уговоры, ни ласка не могли сломить упорства девушки. На утро ее повесили на небольшой сосне. К тому времени марийцы, что скрывались в лесу, получили подкрепление. Узнали они о смерти Ирги и тот час же отправились в поселение. Впереди был Одош с товарищами. Разбойники не ожидали нападения и побежали. Но многим удалось спастись.
   Вернулись марийцы в поселение и с почестями похоронили Иргу: положили ее под сосной, на которой она была повешена. Горько плакал Одош над телом любимой. Вскоре марийцы покинули поселение, боясь, что разбойники вновь появятся в этих местах. С тех пор место, где погибла девушка, носит название И Р Г А…
   Так гласит легенда.
   Позднее, я узнал, что в 1923 году в местечке Ирга был открыт карьер, откуда брали песок для насыпи железнодорожного полотна. При вскрытии карьера в разных местах было найдено старинное оружие, кинжалы, завернутые в бересту, предметы домашнего быта, человеческие кости и среди них черепки глиняной посуды.
   Проходили годы, но предание об Ирге не давало мне покоя, особенно после того, как я узнал о находках в местечке Ирга. Кажется, мне удалось найти истоки предания об Ирге, относящиеся к далекому прошлому.
   …В XVII столетии в 40-70 километрах на запад от местечка Ирга, по притокам реки Ветлуги - Б. Какше и М. Какше, ныне в пределах Шахунского района, и левобережья Ветлужского района, проживали марийцы. В 1661 году эта местность была «пожалована» царем Алексеем Михайловичем Макарьевскому монастырю, что был на реке Унже. Марийцам пришлось покинуть родные места, и они поселились в пределах нынешнего Тоншаевского района. Потомки их проживают там до сего времени.
   Отданные во владения монастырю марийцы подверглись жестокому феодальному гнету. Во время крестьянской войны в 1667-1670 годах Степаном Разиным на Ветлугу был послан казацкий атаман Илья Долгополов с небольшим отрядом казаков для поднятия среди крестьян Поветлужья восстания. Местное население, как русское, так и марийское, испытывая на себе помещичий и монастырский гнет, охотно примкнуло к разинцам, приняв участие в восстании на реке Ветлуге и ее окрестностях.
   Восстание было подавлено. Карательные отряды долго еще свирепствовали по краю, чиня суд и расправу над населением - участниками восстания. Атаман Илья Долгополый был схвачен и казнен. Казаки, преследуемые карателями, бежали с Ветлуги по ее притоку к Большой Какше в глухие леса и здесь, боясь возвращения на родину, поселились.
   Потомки их до сего времени проживают в пределах Жирновского сельского Совета Шабалинского района Кировской области.
   Прошло около трех веков, но память о подвиге марийской девушки Ирги не смогли стереть столетия. Народ свято хранит имена своих героев.

***

   П. Березин, пенсионер
   Напечатано в газете «Горьковская правда» за 23 мая 1958 года.
   

   
Буслаево
   
    «Братцы! Будет вам со мной маяться. Бросьте меня здесь, среди глухого леса, а сами спасайтесь, да копите силу для новых ударов по нашим заклятым врагам. Помните заветы нашего батюшки Степана Тимофеевича. Пусть меня здесь волки сожрут, но не достанусь живым царским карателям. »
   - Нет, Буслай, мы в братской клятве соединены друг за друга стоять. Донесем тебя до заветного места. За зиму поправишься, а весной вновь ударим по заклятым врагам русского крестьянина…
   По снежным сугробам глухого леса путь был труден. Но вот и река Уста. Вот и старая осенняя землянка, в которой разрабатывали план разгрома Воскресенской усадьбы Собакиных.
   - Ну, Буслай, добрались до нашего заветного места. Здесь будем зимовать и силу копить.
   Но не суждено было Буслаю встать на резвы ноженьки и вновь тряхнуть осиные гнезда ветлужских помещиков. Тяжелые раны, полученные в бою с царскими карателями, свели его в могилу еще до прихода весны. Друзья похоронили его по старому христианскому обычаю под могучей сосной, и медное христово распятие врезали в дерево для памяти людской. В тяжких раздумьях дожидались весенней воды, чтобы плыть на Ветлугу для новых походов.
   Окрестные крестьяне знали о землянке Буслая. Навещали изредка и, чем могли, помогали. У свежей могилы отважного борца за крестьянское дело поклялись свято беречь его могилу.
   Прошли годы, и у заветного места выросло селение, получившее название «Буслаево». Из уст в уста передается легенда о славном борце за крестьянское счастье - атамане Буслае. Найдено было и дерево с медным распятием, врезанным товарищами Буслая. Помнят о нем старожилы этих мест. Будем помнить и мы, живущие сегодня, о тех, кто отдал свои прекрасные жизни за наше счастье.
   
   Н. Тумаков.
   

   
Мирошкина гора
   
   Нет среди варнавинских грибовщиков человека, который бы не знал Мирошкиной горы. Но очень немногие знают ту историю, которая скрывается за этим местом.
   Здесь скрывался крепостной Мирон, принадлежавший князю Татеву, усадьба которого находилась в деревне Потанине.
   За гибель всей своей семьи, за зверства и издевательства над ним он решил и дал клятву перед могилой замученных крестьян своей деревни до конца своей жизни мстить князю Татеву и монахам Варнавинского монастыря, предавшим его анафеме.
   Выше и ниже Мирошкиной горы на речке Нелидовке были водяные мельницы монастыря и князя Татева. Здесь же проходила монастырская дорога на реку Усту. Вот на этих дорогах и мстил Мирон монахам и слугам князя Татева. Но нашлись предатели, которые на великопостной исповеди рассказали монахам о месте землянки Мирона.
   Темной ночью подкрались монахи к спящему в землянке Мирону, облили землянку и всю землю вокруг смолой и подожгли. Объятый пламенем, Мирон пытался выскочить, но монахи рогатиной затолкали его в землянку. - Преданный анафеме должен сгореть - таков кровавый приговор монахов. И Мирон живым был сожжен в своей землянке. Крестом и огнем монахи заставляли безропотно подчиняться помещику и церкви.
   Сейчас только небольшая воронка в земле осталась от жилища смелого бунтаря Мирона - борца за крестьянскую волю, да народная память сохранила для потомков название горы на Макарьевском бору.
   
   Н. Тумаков.
   

   
Бабья гора
   
   В тяжкую годину крепостного права неволя толкала наиболее сильных, смелых и мужественных русских крестьян покидать родные места в поисках лучшей жизни, в поисках заветной свободы. И мстить, мстить всеми доступными им средствами и способами за поруганную, изуродованную жизнь. Царское правительство, помещики и попы дали этим смелым людям позорную кличку «воры и разбойники». Но русский крестьянин в своих легендах и преданиях всегда наделял их самыми лучшими человеческими качествами: умом, смелостью и правдивостью.
   Река Ветлуга и окружающие ее могучие леса манили к себе смельчаков. Но бунтари-одиночки не могли изменить участи крепостных крестьян. Они безвременно гибли, оставляя после себя легенды. Сколько их знали ветлужские крестьяне! Но большинство из них безжалостное время вычеркнуло из памяти народной.
   Вот одна из тех далеких легенд о далеком прошлом нашего края, сохранившаяся у воскресенских крестьян.
   Высокий красивый берег Ветлуги под селом Благовещенским носит название «Бабья гора». Крепко знает это название и легенду все окружающее население.
   Когда это было? Трудно сказать.
   Поселилась на этой горе ватага разбойников, а атаманом у них была женщина. Вероятно, в этом и причина стойкости легенды. Чем она покорила вольных, смелых мужиков? Красотой, умом, смелостью, лаской? Об этом теперь трудно сказать.
   Выгодное это было место на Ветлуге. Ее воды в то время вплотную подходили к берегу: хороший причал, широкое поле для обозрения реки.
   А сзади - дремучие леса, надежная защита от погони. В то далекое время по Ветлуге часто проплывали большие и богатые караваны судов. Ветлуга была главной водной артерией, водной дорогой, связывавшей Северную Двину с Волгой. Через Северную Двину вывозились за границу дорогие русские меха, поташ, хлеб с матушки-Волги, а к нам шли заграничные сукна, шелка, жемчуг, золото.
   Удалая ватага с Бабьей Горы накопила огромные богатства золота, жемчуга, драгоценных камней. Да возникла ссора между смелыми молодцами - не поделили накопленного добра. И по мудрому казачьему совету, «чтобы не было раздора между мудрыми людьми», бросили все золото и драгоценности в реку. Но не вытерпело сердце атаманши, жаль стало добра. Следом за золотом бросилась и она в реку. С тех пор и живет она там, бережет несметные богатства ватаги до прихода лучших времен для нашего народа. Так и дожила эта легенда до наших дней. Знают ее старые, а от них и малые, да и мы с вами.
   
   Н. Тумаков.
   

   
Чертовка
   
   Среди рыбаков Воскресенского и Краснобаковского районов не найдется такого, который не знал на реке Ветлуге местечка под названием «Чертовка». Конечно, у каждого нового посетителя этих мест невольно возникает вопрос: «Что же это за странное название, с какими событиями оно связано? Что-то таинственное скрывается за этим названием!»
   И вот какую легенду мне пришлось услышать от одного старого человека деревни Драничное Воскресенского района.
   - Давно это было (а по моим историческим поискам, это было в 1427 году - Н.Тумаков), проходила в этих местах дорога, связывающая Городец и Нижний Новгород со старой Галичской дорогой. На этой дороге, у глубокого омута, через Ветлугу был перевоз. Жили здесь в земляной избушке трое русских людей: старик со старухой, да их внучка - молодая девушка. Родители ее были убиты татарами, проезжавшими через этот перевоз; вся радость теперь в жизни стариков была любимая внучка.
   Но вот однажды снова наскочили на перевоз татары. Чем-то не угодили им старики, и они засекли его и старуху до смерти. Внучка в это время в лесу была, за ягодами ходила. А когда вернулась, волосы у нее встали дыбом от увиденного: землянка разрушена, все их скудное добро уничтожено, а дед и бабушка изуродованные, окровавленные, лежат мертвые. Велика была ее печаль, и, быть может, другую бы горе сломило, но она другого склада была. Ее сердце жгла ненависть к татарам - насильникам, убивших самых дорогих ей людей. У могилы дедушки и бабушки, на берегу Ветлуги, вновь выкопала она себе землянку. Но никакая работа теперь ей не шла на ум, все думала, чем она может отомстить татарам.
   Случай такой скоро подвернулся. Казанские татары задумали поход на Галич. Но поход для них оказался неудачным.
   Простояв две недели под стенами Галича, татары вынуждены были снять осаду. Возвращались через Ветлужские леса, грабя и уничтожая все русские селения, возникшие здесь. Подойдя к Ветлуге, они встали в нерешительности: Ветлуга зияла в полыньях, а между ними тонкий блестящий лед. И тут явилась к ним статная, смелая девушка, хорошо знающая татарский язык. Она предложила свои услуги перевести отряд на правый берег. Татары испытывали большую нужду в продовольствии и стремились быстрее достичь ветлужского правобережья, богатого русскими и марийскими селениями. И татары охотно согласились на предложение девушки, обещая ее щедро наградить. Она предложила всему отряду бегом бежать следом за ней.
   Вначале бежали у мелководного песчаного берега, где лед толстый. Увидев, что уже много татар бежит по льду, круто повернулась к омуту. Лед треснул. Те, кто мог, отпрянули назад, но масса татар уже попала в пучину омута вместе с мужественной девушкой, успевшей лишь крикнуть: «Тоните, проклятые!».
   В ярости метались татары по левому берегу реки, бессильные помочь тонущим их собратьям. Их дикие крики: «Чертова девка, сатанинское отродье!», - оглашали все плёсо реки.
   Прокляли это место татары, всегда объезжали его стороной. А русские люди из поколения в поколение передавали эту легенду о мужественной девушке. Так и осталось это название в памяти народной, как его окрестили татары - «чертовка».
   В первой половине 19 века на левом берегу Чертовского омута князем Трубецким был построен лесопильный завод. Для него лес вывозили из Драничного и Больших Полян, княжеских владений. На заводе была жестокая эксплуатация рабочих. Вот как об этом вспоминает колхозник села Ильинского А. Гуров: «За двадцать рабочих часов на лесопилке Трубецкого мне платили по 10 копеек, но их не выдавали наличными, а заставляли брать продуктами из лавочки князя, где все продукты были дороже, чем на рынке».
   И название этому месту - «чертовка» - приобрело новое звучание и новую окраску - так между собой называли рабочие хозяйку лесопилки.
   И не удивительно, что именно здесь зародилась еще в 1902 году первая революционная организация на территории, теперь входящей в состав Краснобаковского района.
   
   Н. Тумаков.
   Напечатана легенда в газете «Вперед» 28.06.83г.
   

   
Озеро Арзубовское
   
   На границе Краснобаковского и Воскресенского районов имеется очень богатое рыбой озеро Арзубовское. Это название, явно не русское, многие рыбаки пытаются переделать на русский лад, считая, произошло искажение названия местными жителями, и стали его называть - Арбузово, или еще - Атзубово.
   История этих мест очень стара. Все левобережье Ветлужского края до покорения Казани /1552 год/ принадлежало казанскому татарскому ханству, и жили здесь татары и марийцы. После 1552 года для управления этими землями Иван Грозный привлекает на царскую службу татарских и марийских князей. Так, территория современного Краснобаковского района была отдана Василь Горжбоку, а южная часть Ветлужского края /тогда ее именовали Ветлужская волость/, отдана была князю Арзубе, который и пользовался ею до первого царя Романова Михаила Федоровича.
   В 1620 году вся Ветлужская волость была отдана в поместье первому претенденту на царский престол после смутного времени - Ф.И. Мстиславскому. Он в 1622 году умер, а земли его были переданы жене - Ирине Мстиславской, раздробившей всю эту вотчину на отдельные владения.
   С этого времени начинается насильственное изгнание марийского населения с этих земель и заселение территории русскими, переселенными из густо населенной северной части Ветлужской волости. Вот в это время и возникают здесь «новонаселенные арзубовские починки», которые охватывают всю современную территорию Воскресенского района до Краснобаковской деревни Дуплихи.
   О былом владыке этих мест сохранило название только одно это озеро. Вероятно, оно всегда привлекало людей своими рыбными богатствами.
   
   Н. Тумаков.
   

   
Шоля и Могили
   
   На территории Кирилловского сельского Совета Краснобаковского района есть речка Шоля, деревня Шоля, была деревня Могили, переименованная в 1961 году и получившая новое название - Высоково.
   Об очень многих местах левобережья Краснобаковского района и соседнего Воскресенского района народ передает легенды о татарах. Здесь есть озеро Татарское, в котором утонули татары, изгнанные русскими. Есть лесной просек Татарский, по которому бежали татары, преследуемые русскими, и еще целый ряд мест связывают с пребыванием здесь татар в далеком прошлом.
   И вот эти два названия, Шоля и Могили, тоже связаны с татарами и их деятельностью в этих местах. Сохранилась в народе легенда, что на речке, теперь носящей название Шоля, был стан татарского князя Шоля.
   В песчаных же карьерах, где стоит деревня Могили - Высоково, хоронили татар, погибших в битвах с русскими.
   На месте современного села Носовой, по народной легенде, были три селения: татарское, марийское, потом русское, основанное Носовым. После покорения Казани Иваном Грозным татары были изгнаны, а марийцы слились с русскими.
   Но это только легенды, которые передает народ из уст в уста. Никаких археологических раскопок здесь не велось и никаких документов об этих событиях пока не найдено.
   
   Н.Тумаков.
   

   
Крупчиха
   
   Лесная дача «Крупчиха», расположенная в левобережье Краснобаковского района, - любимое место ягодников и грибовщиков Красных Баков и колхозников колхоза имени Жданова.
   Народное предание повествует, что там, где сейчас стоит деревня Караси, было имение помещицы Крупчиной. Она вела веселую жизнь, играла в карты, ездила по гостям и у себя принимала гостей частенько. Для такой жизни, конечно, требовалось много денег. Ее имение окружали прекрасные лиственные леса, которые она беспощадно уничтожала, вырубая и сплавляя на Волгу. Разорилась. Землю и поместье продала князю Трубецкому.
   Старая Ильинская школа, построенная в 1903 году - это одно из зданий имения помещицы Крупчиной.
   Теперь не осталось и следа от этого имения, а название «Крупчиха» сохраняется за всей лесной дачей в районе деревень: Караси, Семеновка, Ядрово.
   
   Н. Тумаков.
   

   
Темта. Непряхино
   
   По левобережью Ветлужского края бытует много легенд и преданий о поселениях, созданных по приказу Петра Первого.
   Теперь известно, что в Приветлужье было выделено и замежевано несколько заповедных «Корабельных дач» с десятками тысяч десятин прекрасных лиственных лесов. В этих дачах рубка леса производилась только для государственного кораблестроения. За самовольную порубку, невзирая на лица, взыскивался штраф в размере стократной стоимости срубленного леса.
   Ясно, что для разработки такой массы лесов требовалось и большое количество людей, которые завозились из разных мест страны. Создавались из них новые поселения.
   Уренские краеведы много занимались этими вопросами, но пока им удалось найти лишь два народных предания о петровских поселениях на территории Уренского района. Это деревня Темта, созданная из семей стрельцов, осужденных Петром Первым за стрелецкий бунт 1698 года. Да еще деревня Непряхино тоже заселена ссыльными. По приказу Петра здесь поселены корабельные мастера, чем-то не угодившие ему. Жены, приехавшие с юга нашей страны, не умели прясть лен, а отсюда и название «Непряхино», придуманное их селению окружающими старожилами.
   Есть народное предание и у жителей деревни Ядрово Краснобаковского района о стрелецких семьях, живших в их деревне, а потом переплавленных в глубь лесного массива.
   Таковы народные предания о петровских поселениях в Ветлужском крае.
   
   Н. Тумаков.
   

   
Карпуниха и Петряево
   
   Дорога Ветлуга - Урень - лишь небольшой отрезок очень важного торгового пути между бассейнами Северной Двины и Волги с ответвлением в Урене на Вятку. До постройки железной дороги миллионы штук рогож, сотни тысяч пудов хлеба, мехов везлись на лошадях по этому пути.
   От Уреня до города Ветлуги - 45 километров. На половине этого пути полагалась кормежка лошадей. Сейчас здесь стоит большая деревня Карпуниха, а два столетия назад ее здесь не было. Был небольшой починок. Вот здесь и действовала ватага удалых людей, нападающая на купеческие обозы.
   Материалы об этом периоде жизни населения этих мест собраны местными краеведами и популяризированы через уренскую районную газету краеведом В.Ф.Мамонтовым. Вот какое предание записано и опубликовано в газете, со слов В.Т.Меркулова, о происхождении названия деревень Карпуниха и Петряево Уренского района. «На этой дороге, Урень - Ветлуга, действовала разбойничья шайка /ватага/, которую возглавлял атаман Карпун. Ветлужские купцы решили уничтожить шайку. После большого сражения, длившегося два дня, разбойники были побеждены. В битве погиб брат атамана Карпуна - Петр. На месте битвы, чтобы обеспечить безопасность пути, были основаны два починка - Карпуниха и Петряево. Население этих деревень и сейчас отличается ветлужским акцентом».
   
   Н. Тумаков.
   Напечатано в Уренской газете «Искра». Март 1957 года.
   

   
Расправа
(Народное предание)
   
   На берегу реки Ветлуги в деревне Сквозняки Краснобаковского района стояла помещичья усадьба Кривцова. Много рассказов и преданий сохранил народ окружающих деревень об издевательствах помещиков над крепостными. Вот один из рассказов.
   Помещик Кривцов продал девушку другому помещику в уплату за карточный долг. Девушка была единственной дочерью у старых родителей, и расставание с нею, конечно, было неимоверно тяжелым. Вот отец решил просить помещика отменить продажу, и вместе с дочерью пришли в усадьбу к помещику Кривцову. Стоя на коленях перед помещиком, сидевшим в кресле и курившим из чубука, со слезами на глазах умоляли его отменить продажу. Но он не захотел не только понять, но даже выслушать их. Чубуком и палкой избил отца и дочь, и выгнал из дома, а в догоню за ними приказал спустить свору злых собак. Изорванных и несчастных людей выкинули за ворота усадьбы. Всю эту картину видел крепостной столяр Семен Соловьев. Кровь закипела в его сердце, и он решил отомстить помещику. Выбрал удобный момент, когда помещик сидел у окна, и выстрелом из ружья убил его. Бросил ружье в колодец, а сам тихим шагом, как с работы, пришел в людскую завтракать. По двору поднялась суматоха. Вбегает конюх в людскую и, увидев Семена за столом, закричал: - «Что ты, Семен, тут сидишь, ведь барина убили!» - «Ай, батюшки, что случилось!» - И вместе со всеми побежал к барскому дому.
   Приехали стражники, схватили всех, кто когда-то говорил о барине плохое, а Семена никто не заподозрил. Но сердце честного человека страдало. Он мучился от сознания, что пропадают невинные люди, и решил во всем сознаться. Пришел в полицию и все рассказал.
   Бедный Семен был замучен в застенках полиции, но его жертва не помогла и другим невинно арестованным. Никто из арестованных не был освобожден.
   Усадьбу помещика Кривцова и склеп с его телом родственники сохраняли, как родовую реликвию, и только Октябрьская революция уничтожила это черное помещичье гнездо. Сейчас здесь один из лучших колхозов Краснобаковского района. Он носит имя великого русского борца за прогресс сельского хозяйства нашей Родины - имя Тимирязева.
   
   Н. Тумаков.
   

   
Ветлужские бурлаки
   
   Тяжела и трудна была жизнь сплавщиков леса по реке Ветлуга в старое время. Особенно страдали от оскорблений и унижений сплавщики с верховьев Ветлуги, крепостные Одоевской вотчины. Они получили унизительную кличку «Адуи» от жителей средней и нижней Ветлуги. Хозяйство в вотчине Одоевского было оброчным, здесь не было барской пашни. Тяжким трудом крестьяне этой вотчины добывали средства для уплаты барского оброка, всю зиму рубя лес, ночуя в лесной курной землянке, питаясь хлебом и водой, а весной сплавляя нарубленный лес на Волгу. Все же среднее Приветлужье состояло из мелкопоместных хозяйств московских служилых людей. В их хозяйствах господствовала жестокая барщина. И невольно возникала зависть у крестьян среднего Приветлужья к оброчным одоевским крестьянам, имевшим большую свободу в своем бытовом укладе жизни. Мелкопоместные московские чиновники, используя это чувство зависти, натравливали крестьян среднего Приветлужья на одоевских крестьян. В качестве мишени были избраны физические и бытовые особенности одоевцев, отличающие их от среднерусских крестьян. Одоевцы имели низкий рост, большой рахитичный живот, резко выраженный окающий говор с заменой буквы «ч» буквой «ц», слово «одоевец», в силу своего московского выговора, они превратили в слово «адоевец», а потом в унизительную кличку «адуй» - синоним всего плохого и смешного, дурацкого. На всем пути по Ветлуге на плотах, а потом обратно пешком одоевцам приходилось слышать бесконечные насмешки и оскорбления. И надо отдать должное их завидной выдержке и стойкости против мерзких нападок. Появившиеся во второй половине 19 века на Ветлуге пароходы немного улучшили положение сплавщиков при обратном пути возвращения на родину. Но от оскорблений и унижений они не избавились. Капитаны пароходов, в большинстве уроженцы среднего Приветлужья, доставляли плотовщикам не меньше страданий: то высадят на берег из-за мелководья, а потом километров пять- шесть заставят идти пешком за переходом, то сбросят прямо на перекате, то дрова заставят грузить в ночное время, а то и прямо оставят на берегу, повернув обратно вниз, якобы из-за мелководья. Да и сама посадка плотовщиков на пароход в Козьмодемьянске скорее напоминала загон скота, чем посадку людей - пассажиров. На пароходе не оставалось ни одного свободного места, нельзя было ни пройти, ни пролезть, даже трудно было пошевелиться.
   Вот какой рассказ мне пришлось услышать от одного ветлужского старого лоцмана об этих посадках плотовщиков в Козьмодемьянске.
   Ветлужский пароход «Василий Чиркин» стоял у пристани под Козьмодемьянском. Большая группа плотовщиков, получив расчет, покупала билеты на пароход. Один из плотовщиков обратился к капитану: «Господин капитан! Пароход долго еще будет стоять, можно сходить на гору в чайную?» - «Конечно, можно. Раз билеты купили, то пароход без вас не уйдет».
   Успокоенные ответом капитана, плотовщики толпой пошли на гору в чайную. Купили по два больших «каравая» белого хлеба, кренделей и зашли в чайную. Едва успели сесть за столики, услышали гудок парохода. Помня слово капитана (гудок их не беспокоил), продолжали пить чай.
   Но что это?…Своим глазам не веря, они видят, что их пароход отчалил от пристани. Боже мой! Как быть?… Ведь большая часть оставшегося заработка отдана за билет! Их отчаянию нет границ… Бросив чай, с котомками и караваями под мышкой, они кубарем скатываются с крутого Козьмодемьянского откоса и мчаться вдогонку за удаляющимся пароходом по грязному, каменистому волжскому бечевнику, исступленно крича: «Вася, миленький, воде ведь билеты-те, ты забыл нас!» - Прогнав два- три километра, капитан подчаливал к берегу. Он удовлетворил свое холуйское самолюбие, угодил хозяину парохода, потешился над несчастными людьми.
   Это только одна из страниц тяжелого, бесправного положения ветлужских лесных рабочих того далекого времени.
   Тяжкая доля выпала на плечи сплавщиков и при расчете за труд. Плотовщик за сплав плота от Баков до Волги получал три рубля, затратив 3-4 недели ежедневного 18-часового труда и пешком возвращаясь с Волги домой. Ясно, что такой труд требовал больших расходов на питание, а в результате он мог принести домой копейки. Тот же плотовщик, который под тяжестью невзгод, не удержался от водки, чтобы хоть на миг сдержаться от горькой действительности, возвращался домой без единой копейки, всю дорогу от Волги кормясь милостыней.
   И вот какой разговор происходил между возвратившимся со сплава мужем и женой: «Кого тебе, милая, надобно, молодца или золотца? Если золотца, то его у меня нет. А если молодца, то я вот весь перед тобой».
   Зарыдает жена, заплачут дети, так долго ждавшие своего отца с гостинцами и деньгами. Но беде помочь уже нечем. Рваный, грязный, голодный, изможденный и озлобленный на проклятую жизнь возвратившийся с «заработка» тоже не находит себе места. Он не находит утешения ни в семье, ни в окружающем обществе, переполненном такими же страданиями.
   Такова была прошлая жизнь наших крестьян Приветлужья, работавших на сплаве.
   Теперь это только далекое прошлое, далекое предание.
   
   Н. Тумаков.
   

   
Соткино
   
   Хорошо известно произведение писателя Мельникова- Печерского «В лесах». В нем описан прекрасно Красноярский скит и дела, которые там творились. После закрытия монастыря-скита, ссылки его настоятеля и монахов, производство фальшивых денег там, в районе скита, не прекратилось.
   Уренским краеведам удалось записать народное предание о деревне Соткино Уренского района. Суть его такова.
   Главный специалист Красноярского скита по производству фальшивых денег, «сотенных» Яков Крендель бежал из скита еще до его закрытия. Скрывался в лесу, в вырытой там землянке, но фальшивые «сотенные» продолжал печатать. Был выслежен полицией, арестован. А местность, где была его землянка, получила народное название по этой местности. В начале это была народная кличка для нового селения, а потом вошла в постоянное обращение и в официальное признание.
   
   Н. Тумаков.
   

   
Макарий-Притыка
   
   В пятнадцати километрах к югу от Варнавина на берегу Ветлуги стоит село Макарий-Притыка. По писцовым книгам за 1617 год, здесь стояла деревня Притыкино. После постройки здесь церкви деревня получила новое название - «село Макарий - Притыка».
   Название связано с церковной и народной легендой о Макарии - основателе Макарьевского-Желтоводского монастыря на Волге (это теперь Лысковский район Горьковской области). Суть этой легенды такова.
   После разгрома монастыря казанскими татарами в 1439 году и пленения его основателя, Макария, бог помог ему скрыться от неверных татар. Сел Макарий на камень и чудесным образом поплыл сначала по Волге, потом по Ветлуге. И здесь, на Ветлуге, где сейчас стоит село Макарий-Притыка, остановился (приткнулся). Пересек водораздел Унжи и Ветлуги и около старинного города Унжи основал монастырь - Макарий на Унже. Православная христианская церковь причислила его к лику святых.
   Такова народная легенда о Макарии и об этом селении. Имеются и литературные записи предания об этих событиях, а также и записи в церковных книгах.
   Вот первая из них.
   Казанский хан Улу-Махмет после разгрома монастыря и пленения самого Макария решил использовать авторитет настоятеля монастыря среди русского населения левобережья Волги. Отпуская его из плена, дал наказ: «Да не пребудет на оных местах…отиде, отче, от мест сих…понеже земля та наша есть казанскому царству принадлежащая». (Перетятькович. Поволжье XV-XVII в стр. 107).
   Что следует из этой записи? - Макарий, спасая свою шкуру, предал интересы русского народа, интересы русской земли, стал глашатаем казанских татар, поработителей русского народа и русской земли.
   А вот легенда о Макарии, исходящая от официальных представителей православной христианской церкви.
    «В 1439 году, разоряя окрестные страны, они случайно напали и на устроенную обитель преподобного Макария… Девяностолетний Макарий был пленен с другими оставшимися живыми и представлен Улу-Махмету. Улу-Махмет отпустил Макария с сорока мужчинами и несколькими женами и детьми со всех их имением. Казанский хан приказал Макарию не оставаться на прежнем месте… прежнее место его обители принадлежало уже Казанскому царству... Удаляясь с места Желтоводского, Макарий решил идти от предела царства Казанского вверх по течению реки Волги. Намерение его было поселиться в области Галичской, которая отстояла от разоренной обители около 240 верст.
   Макарий решился идти на Унжу по непроходным лесам и болотам, так как по берегам волги скитались татары. Нуждались в питании, поймали лося. Макарий не разрешил его убивать, так как шел Петров пост (за три дня до Петрова дня). Макарий приказал пойманному лосю разрезать ухо. В Петров день он сам к нам придет. И чудо совершилось - лось с разрезанным ухом в Петров день пришел сам»…
    (Проф. Иеромонах Макарий. «Сказание о жизни и чудесах преподобного Макария Желтоводского и Унжеского чудотворца». Москва, 1850 год, стр.37-45).
   Как видим, Макарий покинул плен не один, а с сорока мужчинами, женами и детьми. Шли пешком через Керженские и Ветлужские леса, везде провозглашая власть татар над этими местами, а не плыл одиноким кочевником на камне, как повествует народная легенда. Но «чудеса» творить не забывал и здесь: случай с лосем.
   Таковы варианты преданий о Макарии.
   
   Н. Тумаков.
   

   
Майское чудо
(Рассказ Варнавинского старожила)
   
   Пришел я на берег реки Ветлуги и вижу группу бородатых мужиков, сидящих вокруг костра, на котором перевозчик дядя Миша уху варил. Слышу разговор о преподобном Варнаве идет, о его чудесах. Прислушался. И вот что мне пришлось узнать.
   - Было это в майское утро, - рассказывал дядя Миша. - Проснулся я рано. Над рекой густой туман. Вдруг слышу, кто-то на заречном берегу дико кричит.
    «Беда какая-нибудь стряслась». Скорее в лодку и на весла налегаю. Подъезжаю к берегу и вижу: стоит человек бледный и трясется. Я к нему. Вижу, это Григорьич - чиновник из полицейского управления. - Что, Григорьич, с тобой случилось? А он ни слова вымолвить не может, зубами стучит. Долго я с ним провозился. И вот что, братцы, он мне поведал.
   - Послал его исправник за молодыми людьми следить. Узнал он, что молодежь Первомай за рекой праздновать собирается, и говорит Григорьичу: «Послушай, что они будут говорить, проследи, что будут делать, а завтра мне все доложишь».
   Григорьич лодку припас и стал следить. Увидел, что группа молодых людей за реку поехала, и он за ними. Да видно, перестарался. Заметили его.
   - Что тебе одному по лесу болтаться? Присоединяйся к нам, - позвали Григорьича.
   Делать было нечего, отговариваться бесполезно. Налили ему стакан водки, потом другой, а закусить нечем. Вот он, сердечный, и скапустился. Проснулся только - только на рассвете, продрог. Людей уже никого нет. Бросился к тому месту, где лодку оставил, а ее и след простыл. Что делать?!
   Поплелся по гривам, выбирая сухие места, да посуху добраться до Ветлуги не удалось. Пришлось через затопленные луга вброд переходить.
   Подходит к Ветлуге, а над рекой густой, густой туман, и город Варнавин весь в тумане. И тут, братцы мои, великое чудо совершилось. Смотрит Григорьич на церковь Варнавы, а из-под нее седой, весь белый, огромный старик вылезает. Обезумел Григорьевич. Понял, что это преподобный Варнава. Упал на колени, руки к нему протянул и безумным голосом завопил: «Прости меня окаянного, грешного раба твоего». А Варнава встал, как огромный великан и пальцем ему пригрозил. Тут уж Григорьич ошалел и завопил благим голосом. Вот этот крик я и услышал.
   - Беги, - говорю я ему, - к преподобному и молись. Может, и простит, ведь он милостивый, да и у исправника сердце смягчится.
   Наступила минута глубокого молчания. Задумались собеседники.
   - А что же потом стало с Григорьичем? - спросил один бородач.
   - Не знаю, больше видеть его не пришлось. Говорят, что он уехал из города и вскоре помер. Должно, сильно перепугался, гнева Варнавы и исправника не перенес.
   - Вот какие дела, люди добрые, случались. А вы говорите, что чудес на свете не бывает?! Бывают!
   
    Н. Тумаков.
   


«Поветлужье в легендах и преданиях»
   
   Сложна история Поветлужья. Она не однозначна по отдельным его частям. Северная часть Поветлужья примыкала и примыкает к Предуралью, к бассейнам Северной Двины, Камы, Вятки, с ними и связана его история. Среднее, и особенно южное Поветлужье, связано с историей и событиями, протекавшими на средней Волге. Это нашло отражение в истории заселения Поветлужья, в топонимике его речек, отдельных местечек, в названии селений. Это подтверждают и археологические находки, сделанные учеными при раскопках древних городищ Поветлужья.
   Дошедшие до нас народные предания и легенды отображают исторические события, начиная с 15 века до отмены крепостного права. Тематика преданий и легенд Поветлужья весьма разнообразна. Но можно выделить три основные направления: о пребывании татар - завоевателей в Поветлужье, о крестьянских выступлениях против помещиков, о шайках разбойников.
   Историки, занимавшиеся изучением татарского ига на Руси, в большинстве своем отрицают заход татарских орд в Поветлужье из-за его малонаселенности и огромной лесистости. Но, тем не менее, в сказании о граде Китеже ясно говорится о татарском нашествии на эту часть Поветлужья и Прикерженья. Ясно говорится и в «Рукописном житии преподобного Варнавы», где на листе 20-м есть такая запись: «В та лета, якоже поведают писания, запусте от пленения того поганого Батыя царя и сия страна, о ней же любви вашей повествую, по берегу реки, зовомые Ветлуга, и бысть пуста 253 лета. И где было жилище человека, порасте везде великими лесами и названа бысть Ветлужская пустыня…»
   Судя же по характеру дошедших до нас преданий и легенд о татарах в Поветлужье, можно придти к выводу, что они характеризуют время враждебных действий против русских в XV-XVI веках со стороны Казани. В это время по Правобережью Приветлужья проходила государственная граница Московского государства с Казанским ханством, а отсюда и неизбежность открытых военных действий с той и другой стороны. Казань стремилась поддерживать в левобережье Приветлужья зону, свободную от русских поселений, немедленно уничтожая все возникающие здесь русские поселения.
   Вторая группа преданий и легенд - о шайках разбойников.
   Она не однородна по тематике и по времени. - Это предания и легенды об участниках разинского движения, возглавленного в Поветлужье атаманом Ильей Ивановым - Долгополовым. Это и разбойники, действовавшие в Поветлужье против купеческих судов, плывших по Ветлуге, а зимой купеческих обозов. Возникновение этих «разбойников» связано с тем, что в XVII веке через Приветлужье проходил очень важный и сухопутный путь из бассейна Северной Двины в бассейн Волги, от главного порта России того времени (г.Архангельска) до главных хлебных житниц - Волги и Вятских земель.
   И последняя группа разбойников - это монахи, попы и правительственные карательные отряды, проводившие насильственную христианизацию марийского населения, оттеснение его из обжитого Приветлужья в глухие леса левобережья. Эта группа разбойников очень ярко показана в легенде «О девушке Ирге».
   Если к первым двум группам «разбойников» народ проявлял в преданиях и легендах явные симпатии, то к последней - выражение открытой враждебности.
   В преданиях нашли отражение народный гнев и возмущение по отношению к помещикам-крепостникам, к произволу и насилию, творимому ими.
   Известное место занимают и предания о происхождении названий селений, отдельных местечек, рек и озер.
   Огромное место в ветлужских преданиях занимают рассказы и воспоминания о лесных и лесосплавных работах. И это вполне оправдано. Ведь в них участвовало до 50 процентов всего трудоспособного населения Поветлужья.
   Объем лесных и лесосплавных работ в Поветлужье и в наше время большой. Но нет больше на Ветлуге адуев, нет тяжелого и унизительного труда плотовщиков. Сегодняшний сплавщик, владеющий могучей техникой, - свободный творец своего счастья, борец за счастье всего народа, вносящий свой достойный вклад во всенародное дело выполнения народно-хозяйственного плана одиннадцатой пятилетки. Но надо помнить и хорошо знать, какими тяжкими путями шли наши деды и отцы, какие величайшие блага принесла народу Великая Октябрьская социалистическая революция.
   
   Н. Тумаков.
  
   р.п.Красные Баки, 1974 г.

Текстовая версия для печати
в формате .doc для Word

© 2003-2004 Дизайн-студия "Sofronoff"